Божоле
Бог в окне! Показалось.
Бог в окне -
Казалось бы малость:
Бог в окне.
А как бы хотелось,
потоптавшись на светофоре,
задрав голову, вычислить номер
и заявиться
с бутылкой вина и цветами
прямо в квартиру
ну ей-богу!
а как же еще? постучаться?
ну не как в поликлинике
мне получать номерок
на свидание с Богом?!
- Ужин?
- Ну, что Вы!
(Вы?!)
лишний труд,
после первой звезды,
- Увы.
- У меня есть в кармане лимон
и один лишь вопрос,
- Нам хватит одной?
- Божоле, молодое вино!
Французы!
- Конечно...
- Это логично,
за что их любить?!
Вот вопрос..
Черт! Я успел позабыть!
Что же теперь нам?..
- Пить...
*
На посошок, от шедрот
и за дверь?
Загородный проспект,
Пять Углов
и прорубь метро...
"Идиот! -
крикнет памятник, не подняв головы, -
как ты мог?!"
- Простите, Федор Михалыч, ей Богу!
всё французы
и чертово Божоле!
Каббала
бесконечная пропасть - вызов смерти,
каббала, как глотание изощренной математики Б-га.
бедная моя пустота внутри - ты бесконечна!
Tardema
Он встает, ест яичницу одного яйца,
Он слетает по лестнице, не подняв лица.
Он хлопает дверью и делает шаг,
В светлоосень : Холод - единственный враг.
Он идет по городу, заходит в сад,
Аллегории серы по тумбам стоят.
Он делает вздох, говорит им "Ап!"
И сверху на город падает град.
Он сидит в кафе с искаженным лицом:
В руках конвертик, но он ни при чем.
Идет по Мойке, по другой стороне,
Заходит в подвал его ждут, не все,
Но та, что ждет, уже сняла корсет,
Он глядит на часы - без пяти минет.
Он хлопает дверью, к чему этот ад?
Идет на площадь ,обходит фасад,
Под арку заходит, покупает билет:
Еще немного и его здесь нет
Самолет припаркован, в небе тает след,
Он рвется с места в кабриолет.
Ветер бьет по щекам,
Слезы полнят глаза
"Я боялся заснуть, тут спать нельзя.
"Ты боялся проспать"
"Так болит ребро"
"И это пройдет, в нашем ЦПКО"
***
Он встает с ней рядом, он трет глаза:
Под ногами бледнеет ковер-земля,
Снизу смотрят созвездья в непроглядный свет,
И уходят сомненья и жизни нет.
***
ни утра ни ночи
серые дни
сквозь грязные окна
с той стороны
с которой
с беззубой
ленью
задвинуты шторы
-который?..
-что который?
-который час хотя бы?
-без вас было десять
теперь двенадцать
если верить песку в вашей колбочке
-и ни исуса, ни розочек?
-о чем вы?
-а принести вам в марте мимозочек?
-вы уверенно будете живы?
-дуэль? мой милый! как мило!
-что вы берете за тон?!
-ну соломы?
если маковой, то дешево.
вообще, не торгую я странностями
и пряностями
и даже верблюды не ходят
ради меню в ушко ангела
но могу обеспечить вам
место в партере
на том берегу
когда
на скользком
на этом
будут стучать копытами
кони
считать умерших и раздавать тумаки
воскресшим
всадники апокалипсиса
-какие страсти!
-не будьте скептиком
и не раскачивайте вселенную
тиком своим нервеньким
будьте добреньки
сложите ручки
и свечку
зажмите
и спускайтесь за мной
-там ветрено?
-да, не забудьте кепку!
в белое голубое уходит
в желтизну камня уходит
след
память не как вино
бродит
а как подсыхающее пятно
никем не смывается ничем
красная капля на ткани
бумажной
цвета оливы кривостоящей
в молчальников монастыре
память твою
- пятно -
немотное смоет вино
то
что на землю прольют
друзья
в которую
молча зароют тебя
день смерти
и
день похорон
-
один день,
праздничного нисана.
первый день
в тишине
наблюдаешь изнанку век?
завтра уже
- отменен за ней времени бег -
на полном ходу
и задашь свой вопрос
Ему
громче
чем Гавриил дунет в свою дуду.
Фармакопея любви...
Фармакопея любви
две книги в закладках, окурок и револьвер
на треснутом блюдце
На подоконнике белом
пылится хрустальная кружка
Под серебряной крышкой пьяна
красноглазая муха скучает
Предел установлен
Прицел
сбит на целую мушку -
и в упор не попасть:
испуганный выстрел бьет в Жозефину
- в масть! -
тарелка разбита
На фарфоровом сердце
открытом
засыхает слезой ПВА,
как воск
на рождественской
свечке.
Предчувствие
предчувствие грозы негрозное
негрозовое
в деталях светлых редких
несерьезных:
слеза на рукаве,
иголка на земле,
воспоминанье краткое,
не яркое,
слепое.
от основной канвы,
немного в стороне,
сбегающая нить шьет мелкими
для глаза различимыми стежками
пунктирный путь.
когда свернул,
не трудно и забыть,
и к темной туче
впереди
ведет
дорога.
граф Аватар
граф Аватар - он в зеленых штанах
а на улице мрак
на улице прах
несет на плечах разумных речей
пакет донесений
секретный ничей
немолчные вещи бурчат налегке
в кровавых губах
в папирос огоньке
как станет питаться ночной темнотой
в сто свеч канделябр
и кот меловой
так и взойдет над замком звезда
с немою Луной
в уголочке окна
Porto
длянг! длог!
легкий октябрьский ток
портвейна в немеющем рту
катится вниз
порто
адмиральский глоток
шумно бросает в висок
деревянную память деревьев
об опавшей листве
- закинута голова -
ржавеющей где-то внизу
вне
поля и фокуса, а
вне бе
летит
целлулоидный желудь
в вязанном летом
берете
длянг! длог!
и ныряет на самое дно
пустого бокала
эй, доктор,
пора!
налейте еще:
как в хоккее
матч остановлен -
пока
не сделан новый глоток.
длянг! длог!
трамвайный роман-с
проверил свой молескин
оказалось
любовь-то на выдохе
ненависть-то была на вдохе
улыбнулся сквозь тучи
попросил у прекрасной соседки
по буфетно позвякивающему трамваю
зеркало
подышал на стекло
не потеет
перепутал вдох с выдохом
как оказалось
теперь вот белеет
на указательном узелок
- с монограммой соседки -
на память.
Остров
Каждый день запускаешь в глубокую глотку
жадного до
[соль-бемоль, фа-диез]
медяков турникета монетку
глоток
и!
Меткий трехпалый валок крутящий момент и пинок
Завершает кульбит и нырок
в книгу и в Лету
по сторонам
плавно движутся Светы
и Лены
и шепчут в ладошку
свой крик
а в ушах стоит
Ибсенов Григ.
Черной ленты
траурно медленный скрип
пилоны полны
мертвого света
морозно
голубой мозаики дрожь
пыль взбивает фонарь лобовой
поезда.
И Харон-машинист от страха бухой
табанит веслом
и дергает
тормоз.
Стоп.
Конечная.
Остров.
Октябрь
Миниатюрны нам явления Европы
На каждом на
Углу висит поэт
И чтобы не сорваться в рифму
...
Во голос весь поет "Зеленый свет"
Мышиная толпа его не замечает
Ползет
Шатаясь трет шурша панель
И с ватным небом серостью сливаясь
Мечтает как один:
"даешь апрель!"
Апрель, мой брат,
уже отпет и прожит
В слепой
после
даватель
насти слов
В гудронной луже ржавый лист ску
кожен
И глаз на дне заложник южных снов
Верблюжий караван на желтом
Желтый
На белом солнце черный
ток строки
Течет барханом сахарным
и топким
И на горбах несет багряные тюки.
***
О сколько шоколада в день съедал бы северный олень,
когда бы сонный бедуин его кормил им на привале.
О сколько винограда в день съедал бы северный олень,
Когда бы дотянуться мог губами.
О сколько телеграмм бы в день слал в тундру северный олень
Когда б в пустыне почтальоны не дремали.
Покинуть тундру, ягель-мох, губами чувствовать песок
И не лизать на камне соль
И не играть мясную роль
В цепи полярной.
Но вот олений прерван сон
Закончен долгий перегон
Нож лопаря заточен.
И под мохнатые рога
Уже просверлена дыра
В стене над вами.
Сон
лезет пыль в щель
черный снег шин
прячет день в тень
солнца apple-sin
вырываясь в свет
вспыхнет раз пыль
ярких снов нет
черно-бела быль
наугад темп
взяв куска сыр
я рвану дверь
попаду в мир
в теплом сне снит
время сонный "тик"
ангел мой спит
на крыле, sic!
Идол
"мрачен идол!"
без порток
смотрит в небо
где желток
выскочил и зашипел
звякнул велик
и пострел
хлеб в авоське на руле
повернул во двор.
ко мне
не придут сегодня люди
будет сыр лежать на блюде
а когде его я съем
будет дождик капать
нем
станет чайник закипать
я отправлюсь тихо спать
вот он новый день
сотри
красные следы зари
что помадой на востоке
запятнала небу щеки
глянь! опять летит желток
шлеп
и новый день потек.
***
Верблюды шествуют через ушко иголки
Которой делают татуировку
Той девушке, что с полки
Взяла и съела пирожок.
Ослабло жжение.
По шелку караван
Теперь ведет свой плюшевый
Aраб
И паранджа скрывает пятна пота,
Под мышками его жены,
Когда качает та сиреневой ногой,
В сандалии с протертую подошвой,
На берегу бассейна в мираже.
...
Уже
Натягивает ночь,
Поеденное молью покрывало...
И поцелуя ждет...
И медленно, касаясь позвонков,
Верблюжьи губы ищут влагу...
Дездемона
А как же еще умирать если ты Дездемона? -
черная асфиксия погасила лампочку мозга -
последнюю ноту брать с угасающим взором?
заменившим, "по факту", "с последним вздохом"
Не лирично драматическое сопрано при жизни было
ни слезинки, ни взгляда лишний раз опущенного долу.
Машет рукой дирижер, умирают ноты,
Сопрано лежит, бережет для оваций слезы.
В скрипучем алькове пропитан колоратурой воздух,
Тенор плачет, оставляет на белом гримасу, олух!
Очевидность трагедии в венецианском доме
отменяет для нас ее не наглядную вероятность:
может ли дама, вообще, найти в мавре приятность?
могло ли такое случиться в Пенькове?
***
изжога катит за кофе,
всеми иглами вжимаясь в кишечник,
организм хочет в теплое море,
и не хочет в петрозимы мокроснежник.
сводит челюсть зевотой.
в свое отражение пальцем целясь,
бормочет злобно:
"сколько можно
блин гонять по сковородке? хватит!
запрети солнцу вставать с востока, -
огненная колесница пророка
потухла давно и не катит!
и дай повару по руками и скалку
пусть лучше Землю раскатывает,
чем с огнем играться, -
киты с черепахой найдутся сами, -
и можешь запустить реку Океан по краю,
не знаю, видно ли Тебе сверху,
я здесь стою голый,
и не хочу просыпаться!"
Суси
пузырьками плывут разговоры
в аквариуме японской сухарни
вверх вверх вверх
разряжает воздух кондиционер
охрана разряжает наган на кухне
будет чистить как
пить дать
пепси-кола шекочит ноздри
дева напротив нервы
и ниже
ускользает время
и смысл тает
как vouge
в тонких пальцах
полный ментола
от огонька к фильтру
дымок
плывет не спеша в потолок
и рыбы меняя суперпозицию
ждут
когда принесут их заказ
мальчик с челкой гитлера
утонул
в декольте марианской девы
и носит к ее столику чай
дрожа,
как ребекка кувшин,
не бойся
не обидет ребенка
хмурая куртизанка
за спиной
под бамбуковый перестук
"ведь никто никогда не умрет?"
"никогда не умрет?"
"не умрет.."
"не в lunch-time,
дорогая"
