Обретение голоса и усов


белый кенгуру

дорогая, 
глаза закрывая,
я все еще вижу тебя
длинноногую и далекую,
загорелую,
с сумкой
полной
молока и надежд

атланты держат лето

последняя ночь лета
плечи атланта
иначе атлета
небо устали держать 
как если бы небо
было
из серой намокшей ваты.

молоточками палцев
когда-то
атланты
отстукивали ритм танца
не решаясь вступить в хоровод.
теперь же не так.
как в вечном кино
на пыльной времени пленке
жалеют о прошлом
гиганты
держа как корзинку
дырявый балкон на плечах.

а мимо прохожий
уверенный и не смущенный
своим брюшком и отрыжкой
скажет немой своей даме
с коротенькой мыслью и стрижкой
милая, они держат небо
устали бедняжки
загорелая скажет дама
держа спинку прямо
и не поворотя головки

и прохожему станет неловко, 
впрочем,
не за себя, а за лето
что закончилось 
где-то
на Литейном мосту
последним хлопком глушителя
ненадежной питерской ночью



тирану. палачу. деспоту.

и все так странно под Луной
особенно, когда не спится:
древнееврейский над водой
у Инженерного струится.

когда бы знал курносый царь,
чем дело кончится в итоге,
не стал бы строить себе ларь -
в Иерусалим б он двинул ноги.

он там пугал бы толмачей
своим ужасным диалектом,
поел арабских бы харчей,
продвинулся бы интеллектом:

писал бы честно он домой,
что всех желаний не исполнишь,
о том, что сладкою халвой
весь мир, пожалуй, не накормишь

потом вернулся бы под свод
средневекой сей домины
и стал водить бы сам народ
как Моисей, но не в пустыне.


на покупку новых штиблет фирмы Nike

в крем-брюле обуты ноги,
сбоку шоколада галка,
так и жарят по дороге
им ничуть асфальт не жалко,

ведь у них сегодня праздник.
в сером небе фунт изюма,
как какой-нибудь лабазник,
собирает Зевс угрюмо

наплевать на то, что сыро,
и грозит грозой суббота,
будет им тепло и сухо,
это найкова забота.

зимний дождь

виски со снегом в стакане весны,
лед под одеялом,
мысли о лете
и поэте в петле -
сам бы и затянул, -
не жалко.
"какой талант!"
"туда и дорога..."
а нам снова к бару,
за новым стаканом:
фреоновый снег соскребу
со стенок камеры
морозильной -
я не люблю
белые увертки зимы

сон (рондо)

за чертой пробуждения - сон.
как Ясон соберу аргонавтов
и отправлюсь в ладье или лодке
вдоль берега черного моря,
рассылая проклятья в бутылках,
так похожих на ценную тару
из ларька, что напротив.

но мои собутыльники пьют,
из-за борта,
морскую зеленую воду,
под которой дымится мой сон,
про Ясона и про аргонавтов,
про руно,
про опасную связь с королевой,
если б знать все сначала,
то не стоило б и начинать..

а как хочется спать,
когда сказка кончается кровью...
я хватаю стакан с молоком,
что Ясон?!
мне приснился Арго?..
только ночь и Луна,
что растет и грозит затопленьем.

вечер

крем-брюле, береза и дуб:
цветов смешение в стакане,
торшер пасхальным истуканом
следит
за перевернутой страницей,
заложенная солоду душа
коньячной бочки
щекочет испаряясь ноздри,
немного кофе
и лимона ломтик,
вот
посвященье вечера...

Sol

Рыжее солнце и немой:
на одной ладони знак,
на другой,
призрак, того, 
что словами - никак..
Смутив разум и запутав язык, -
рваные мысли стучатся в висок, -
глаз неотрывно 
следит за рукой, той,
что под зеркалом в раме, 
рассказывает суть этой игры,
и глазами 
указывает в ней твое место.
Мороз за окном, смех в зале, 
остатки вина в крови
и кофейная гуща в чашке
способны расскрыть карты судьбы:
перевернуть их вниз рубашкой,
но, не спрашивая и не оглядываясь,
боясь спугнуть,
сквозь дымные выдохи зимы,
в холодный мир за окном,
оба прокладывают путь
на север и на юго-запад.

ночное

1.
вся разница в хрусталике и преломленье,
когда глядишь на мир, и видишь мир,
другим невидимый и недоступный,
и оттого смешной, но чаще грустный

2. 
когда писать я взялся бы сонеты
я б дома сел за деревянный стол
достал бумаги желтой пачку, но не найдя пера
я лег бы спать не написав ни строчки.
какой же вам сонет коль нет пера
и свечка из вольфрама?

дождь

и падал на колени дождь
что зонтик не прикрыл
я было думал не дойдешь
но вот же
ты 
дошла

я охлаждал с утра вино!
что греть теперь пришлось
я было думал не придешь
но вот же
ты 
пришла

и свистнул чайник прямо в ночь
пармезан на столе зарыдал
я было думал не уйдешь
но вот же
ты 
ушла